Смех Циклопа читать онлайн — Бернар Вербер (Страница 8)
31
В 2 года успех — это не писать в штаны.
В 3 года успех — это иметь полный рот зубов.
В 12 лет успех — это быть окруженным друзьями.
В 18 лет успех — это водить машину.
В 20 лет успех — это хорошо заниматься сексом.
В 35 лет успех — это зарабатывать много денег.
В 60 лет успех — это хорошо заниматься сексом.
В 70 лет успех — это водить машину.
В 75 лет успех — это быть окруженным друзьями.
В 80 лет успех — это иметь полный рот зубов.
В 85 лет успех — не писать в штаны.
Отрывок из скетча Дария Возняка «Если ты любишь, тебе всегда двадцать лет»
32
Волнение достигает апогея. Комик Феликс Шаттам взмок так, что ему приходится вытираться полотенцем. Руки у него дрожат.
Стоя за кулисами «Олимпии», Лукреция издалека наблюдает за ним. Прогон при закрытом занавесе, последняя репетиция.
Феликс Шаттам оттачивает с ассистентом детали выступления. Помощник подает реплики, щелкая хронометром.
— На словах «прелестная компания» должен быть смех. Дай им четыре секунды, не больше, набери воздуха и продолжай. Смех и, может быть, аплодисменты продолжаются. Итак: твой текст.
Феликс Шаттам произносит:
— «Может быть, но, учитывая создавшееся положение, это было бы слишком просто».
— Отлично! Таращишь глаза и резко вздергиваешь подбородок на тридцать пять градусов. Делаешь три шага вправо, слегка оборачиваешься — на три четверти, там желтый прожектор, который освещает тебя в профиль. Следующую реплику говоришь с кривой усмешкой. Улыбка номер тридцать два бис. Давай.
Раздается объявление по громкоговорителю:
— Зрители больше не могут ждать! Пора на сцену!
Из зала действительно доносятся крики.
— Фе-ликс! Фе-ликс!
Комик начинает отчаянно паниковать. Ассистент обнимает его за плечи.
— Не обращай внимания. Текст.
— Хорошо, продолжаю: «И еще нужно, чтобы они были в курсе. Поскольку, если я не ошибаюсь, вы все не в курсе».
— Произноси четче, ты глотаешь слова. Повтори.
— «Чтобы они были в курсе». Так нормально?
— Сойдет. Тут снова должен быть смех. Ты пережидаешь. Если смех усиливается, подыгрываешь: «А вас, мадам, это, видимо, касается в первую очередь». Что-нибудь в этом роде, хорошо? Или сосчитай до пяти. Потом принимаешь раздосадованный вид и произносишь следующую реплику.
— «Да, но, чтобы держать их в курсе, нужно все знать самому».
— К этому времени, по идее, проходит минута двадцать секунд от начала скетча. Будь внимательней, не теряй ритма. Легкая улыбка номер шестьдесят три. Она тебе особенно хорошо удается, на щеке появляется ямочка. Ты садишься. Набери в грудь воздуха — реплика длинная. И не глотай слоги, ты плохо выговариваешь «статистика» и «непорядочность».
Лукреция думает, что репетиция напоминает ралли, где второй пилот предупреждает о виражах и препятствиях и о том, где прибавить скорости.
Она хочет подойти ближе, но чья-то рука удерживает ее.
— Не отвлекайте их!
Это Франк Тампести, пожарный-курильщик.
— Собьете настрой, и Феликс сдуется, как дырявая покрышка. Вы даже не представляете, какая напряженная работа предшествует юмористическому представлению. Все рассчитано до секунды.
Лукреция слышит, как зал кричит все громче:
— Фе-ликс! Фе-ликс!
Голос из громкоговорителя:
— Двадцать минут опоздания! Ребята, если так дальше пойдет, они тут все разнесут! Пора выходить!
Феликс Шаттам снова впадает в панику, и снова ассистент обнимает его за плечи, призывая к спокойствию. К ним подходит человек в темном костюме.
— А это кто? — шепчет Лукреция.
— Боб, его секундант.
— Секундант? Какой секундант?
— Технический специалист по юмору, который редактирует окончательную постановку миниатюры, выбрасывает ненужное, докручивает гайки, отлаживает эффекты, подчеркивает оттенки интонации и следит даже за выражением глаз комика. Смешить — дело тонкое. А как известно, где тонко, там и рвется.
Артисты так погружены в работу, что не замечают присутствия Лукреции. Неожиданно Феликс Шаттам вскрикивает:
— Черт! У меня пропал голос! Боб, опять! Я не могу говорить! Я пропал! Врача!
Громкоговоритель верещит:
— Больше ждать нельзя! Двадцать пять минут опоздания!
Публика неистовствует и топает ногами:
— Фе-ликс! Фе-ликс!
Артист взмок от отчаяния.
— Это невозможно! Катастрофа! У меня пропал голос! Я не могу выступать, верните им деньги!
— Принесите ему меда! — кричит секундант.
Пожарный Тампести убегает и возвращается с большой желтой банкой. Феликс съедает одну, две, десять ложек меда. Он пытается что-то сказать, но лишь хрипит, как осипший соловей.
Он опустошает банку, пытается прочистить горло, но это заканчивается приступом кашля.
— Надо возвращать деньги! — твердит он, побагровев от волнения.
— Ладно, пора применять сильнодействующие средства. Я вызываю врача! — говорит Боб.
Лукреция в растерянности наблюдает за ними.
— Возвращайте деньги! Все отменяем! Я не могу говорить, у меня пропал голос! — повторяет Феликс.
— Сейчас придет врач, — подбадривает его Боб.
Пожарный шепчет Лукреции:
— Не волнуйтесь. Каждый вечер одно и то же. У него от страха парализует голосовые связки.
— Они действительно все отменят и вернут деньги?
— Да нет, конечно. Это все психология. Переклинило его. Комики — самый легковозбудимый народ в мире. Нервы вечно на пределе, нескончаемые жалобы и боли во всем теле. Но хотя все это происходит только в его воображении, снять стресс без врача не получается.
— Где этот чертов врач? — рычит Боб.
Наконец появляется старичок с огромной сумкой.
— Как вчера, доктор. Как вчера.
Врач явно смущен.
— Вы знаете, что этого нельзя делать. Ежедневное применение кортизона опасно — возникает привыкание. Это не игрушки!
Зал вопит:
— Фе-ликс! Фе-ликс!
— У нас нет выхода, доктор. Приступайте!
Врач достает шприц, наполняет его лекарством и втыкает иглу в горло Феликса, туда, где находятся голосовые связки. Вытирает ватным тампоном красную капельку.
— А-э-и-о-у. Шла Саша по шоссе и сосала сушку. Ба-бе-би-бо-бу, бык тупогуб, тупогубенький бычок, у быка бела губа была тупа.
Зал продолжает неистовствовать. Громкоговоритель оживает:
— Утихомирьте зрителей! Начинаем!
Молодая журналистка остается за кулисами и смотрит выступление.
Сцена освещена, пурпурный бархатный занавес разъезжается под аплодисменты публики. Феликс Шаттам, ставший после смерти Дария Возняка самым популярным юмористом Франции, начинает первый скетч.
— Ну, друзья, долго же вы собираетесь! Сколько вас можно ждать? — произносит он голосом президента республики.
Зал смеется.
Зал взрывается хохотом.
Секундант Боб облегченно вздыхает. Феликс вызвал две первые волны смеха, самое трудное позади. Теперь все пойдет как по нотам. Он следит за выступлением с хронометром в руках.
К Лукреции подходит пожарный.
— Я не люблю имитаторов. Как правило, в обычной жизни эти люди безлики, вот и поют с чужого голоса.
— Я знал всех комиков моего времени, они ведь выступали здесь… — Кажется, пожарный решил пуститься в воспоминания. — Дарий чем-то напоминал Колюша, а Феликс больше похож на Тьерри Лелюрона. Кстати, жен обоим нашел их агент Ледерманн.
Лукреция пытается слушать скетч, но пожарный невозмутимо продолжает:
— Быть имитатором — это болезнь. У них раздвоение личности. Но их не лечат, а наоборот… Им платят за то, что они выставляют свою патологию напоказ!
Лукреции это кажется забавным, и она думает, что пожарный не так уж далек от истины.
Смех в зале затихает и возникает вновь, как океанский прибой. Волны становятся все выше, и последняя накрывает весь зал. Зрители встают, начинается овация.
— Еще! Еще! Феликс! Феликс!
Комик бросает взгляд на Боба, который жестом дает понять, что время еще есть. Феликс не заставляет себя упрашивать. Он читает еще два скетча, изображая папу Римского и президента США.
Полный триумф. Кланяясь, Феликс напоминает, что будет участвовать в шоу, посвященном памяти Дария, которое состоится здесь же, в «Олимпии».
Пурпурный занавес закрывается. Артист с трудом протискивается к своей гримерке сквозь толпу поклонников, требующих автограф. Служба безопасности оттесняет их к выходу и обещает, что Феликс выйдет к ним. Когда коридор пустеет, Лукреция подходит к Бобу, стоящему перед гримеркой, и просит разрешения взять интервью для «Современного обозревателя».
Лукреция хватает Боба за запястье, выворачивает ему руку и врывается в гримерку.
— Что вы делаете? — удивленно восклицает Феликс, который снимает грим перед зеркалом.
— Я журналистка. Хочу задать вам несколько вопросов.
— Сейчас совсем не подходящее время.
Боб уже входит с угрожающим видом, он готов вызвать службу безопасности.
Лукреция быстро перебирает список ключей.
Деньги? Нет.
Секс? Нет.
Слава? Нет.
Умение слушать? Нет.
Только что у него был припадок паники. Этот человек живет в страхе. Страх — вот отличный ключ.
Она поворачивается к комику.
— Я пришла спасти вам жизнь. Здесь умер Дарий, и это не было несчастным случаем. Вы тоже погибнете, если не поможете мне!
Феликс испытующе смотрит на нее, затем разражается хохотом и обращается к Бобу, которому по-прежнему не до смеха:
— Отличная шутка!
Господи, кажется, я поняла! Юмор — вот правильный ключ. Значит, я ошибалась. Есть юмористы, которые любят смеяться.
— Что ж, хорошо. Я дам интервью, но при одном условии: вы рассмешите меня еще раз.
Лукреция думает, что мужчины до старости остаются детьми и, предложив поиграть, от них можно добиться чего угодно. Исидор клюнул на три камешка, Феликс — на лучшую шутку.
Но у нее всего одна попытка. Бить надо сразу в цель.
— Как слепому парашютисту узнать, что он скоро приземлится?
Комик кивает, приглашая ее продолжать.
— Поводок собаки-поводыря начинает провисать.
Феликс выглядит удивленным. Он не смеется.
— Это шутка Дария. Я ее забыл. Вы не поверите, но у меня в памяти анекдоты вообще не задерживаются, я помню только свои собственные скетчи… Ладно, задавайте ваши вопросы, пока я снимаю грим, — соглашается он, признавая ее победу.
— Какие отношения связывали вас с Дарием?
— Циклоп — мой учитель, друг, названый брат. Он научил меня всему. Предложил контракт с «Циклоп Продакшн», помог достичь славы. Я всем обязан ему.
— Вас очень огорчила его смерть?
— Вы не можете себе представить, как я переживаю. Ему было всего сорок два года. Он был еще так молод! Как это несправедливо! Такое комическое дарование! Он умер, едва начав восхождение к вершинам таланта. Я считаю, он мог бы достичь гораздо большего. Его последнее шоу потрясает мастерством и новизной. Это, наверное, и подорвало его силы. Я-то знаю, каких жертв требует юмористическое шоу.
Лукреция кивает, записывает, поправляет новую прическу — шедевр Алессандро, а затем спокойно говорит:
— Я ведь не шутила. Я действительно считаю, что Дария убили. Как вы думаете, кто мог желать ему смерти?
Комик прекращает снимать грим. Выражение его лица меняется.
— Никто! Все любили Циклопа! Абсолютно все!
— Сомневаюсь. Когда ты так знаменит, то обязательно вызываешь зависть и ревность. Быть лучшим — значит иметь врагов.
— Я вижу, куда вы клоните. Если вы думаете, что я убил Дария, то вы ошибаетесь. Я сидел в зале, с друзьями, и ни на секунду не отлучался до самого конца представления. Нам, комикам, очень важно чувствовать зрителей. Итак, если допустить, что вы правы — хотя это маловероятно, — кто мог желать его гибели? Нужно подумать…
Феликс оборачивается и, подражая голосу знаменитого сыщика из телесериала, загадочно говорит:
— Ищите виновника его смерти не среди лучших, а… среди худших!
— И кто же худший?
Феликс вытирает руки.
— Тот, чья карьера погибла по вине Дария. Такой человек действительно мог затаить зло на Циклопа. И даже желать его смерти.
Феликс Шаттам снимает с лица последние следы грима, словно воин, смывающий боевую раскраску после выигранного сражения.
— Если вы любите загадки, я подарю вам одну.
— Я вся внимание.
— Человек останавливается на распутье. Одна дорога ведет к сокровищам, другая — в логово дракона, к гибели. У начала каждой дороги стоит всадник: один всегда лжет, а другой говорит правду. Им можно задать только один вопрос. Кого из всадников и о чем нужно спросить?
Лукреция задумывается, потом говорит:
— Увы, никогда не была сильна в логике. Такие загадки для меня слишком сложны. Я позвоню вам, если узнаю ответ. Дайте мне, пожалуйста, номер вашего телефона.
Она выходит из театра. На улице дождь.
Только бы волосы не начали завиваться. Я столько заплатила парикмахеру…
Она смотрит на блистающую огнями «Олимпию».
Никогда не думала, что это так трудно. То, что делал Дарий и продолжает делать Феликс, чрезвычайно сложно и изнурительно. Теперь я знаю, каково им приходится. Ни за что не согласилась бы смешить кого-то за деньги. Я бы с ума сошла от ужаса, если бы зрители не смеялись или смеялись слишком тихо.
Она закуривает и сильно затягивается, чтобы снять напряжение.
33
Трое друзей обожают анекдоты. Они знают их наизусть и уже не рассказывают, а просто называют номера.
Один говорит:
— Двадцать четвертый!
Все покатываются со смеху.
Другой говорит:
— Семьдесят третий!
Все снова хохочут.
Последний:
— Моя очередь! Пятьдесят седьмой!
Гробовая тишина.
— Вы что? В чем дело? Вам не нравится пятьдесят седьмой? — расстроенно спрашивает он.
— Нравится, — отвечают ему друзья. — Ты просто не так его рассказываешь.
Отрывок из скетча Дария Возняка «Школа смеха»
34
Рука скользит по ткани.
Лукреция берет из шкафа шелковую тунику цвета спелой сливы, достает из холодильника банку шоколадно-ореховой пасты, зачерпывает мизинцем тягучую сладкую массу. Она садится у компьютера и, печатая девятью пальцами, начинает изучать сайты известных юмористов.
Кроме Дария Возняка и Феликса Шаттама на вершине юмористического олимпа еще человек двадцать. Официальные сведения о гонорарах юмористов основаны на кассовых сборах. Дарий собирал сто тысяч евро за вечер. Феликс — всего шестьдесят.
Лукреция понимает, что умение потешать публику приносит огромные деньги, и это никого не возмущает, не то что прибыли промышленников или политиков.
Отличная все-таки профессия.
Она записывает загадку Феликса Шаттама.
«Человек останавливается на распутье. Одна дорога ведет к кладу, другая — в логово дракона, к гибели. У начала каждой дороги стоит всадник. Один всегда лжет, а другой говорит правду. Им можно задать только один вопрос. Кого из всадников и о чем нужно спросить?»
Это не шутка. Здесь надо искать скрытый философский смысл.
Вдруг Лукреция замечает, что красная рыбка как-то странно себя ведет. Вместо обычных плавных кругов карп быстро выписывает по аквариуму восьмерки.
Левиафан хочет мне что-то сказать.
Лукреция подходит и внимательно наблюдает за рыбкой. Затем оборачивается и смотрит на шкаф.
Бумаги лежат не так, как всегда. Все вещи передвинуты.
Кто-то заходил в квартиру и рылся тут!
Гость оставил мало следов, значит, это кто-то опытный.
Не вор. Скорее частный детектив. Видимо, мое расследование кого-то беспокоит. Или интересует. Может быть, убийцу?
Лукреция возвращается к аквариуму. Сиамский императорский карп прячется в длинных водорослях, которые качаются в струе пузырьков, поднимающихся над затонувшим пиратским кораблем.
— Левиафан, на будущее, приглядывай за комнатой. Если тут будет кто-то посторонний, выражай свои чувства яснее. Поступай, как дельфины: они выпрыгивают из воды и кричат.
Левиафан разгоняется и стремительно выскакивает из своего убежища. Лукреция видит отражение на стенке аквариума. Тень, прятавшаяся за занавеской, выскальзывает в прихожую и покидает квартиру.
Незваный гость бежит по лестнице, Лукреция преследует его.
Черт возьми! Он еще был в комнате! Вот что пытался сказать Левиафан!
Лукреция не может догнать незнакомца.
Что же он искал у меня?
Лица, закрытого капюшоном, не разглядеть. Незнакомец спускается в метро, проскакивает через турникет и оказывается на платформе. Лукреция успевает прыгнуть вслед за ним в подошедший поезд… и видит в окно, как человек в капюшоне бежит к выходу из метро. Он просто сделал вид, что садится в поезд.
Пора прибегнуть к решительным мерам. Я должна узнать, что происходит.
Она дергает стоп-кран. Поезд останавливается под оглушительный визг тормозов. Звенит звонок. Лукреция с усилием открывает двери и бежит за капюшоном. Она видит, как вдалеке фигура незнакомца сливается с толпой.
Я не могу его упустить.
Она решает сократить путь и сворачивает в более свободные боковые коридоры. Смотрит вперед, поверх голов, и забывает посмотреть под ноги. Наступает на что-то гладкое и желтое — и скользит. Земля уходит у нее из-под ног. Контакт с поверхностью планеты нарушен.
Господи, неужели это банановая кожура? Только не это! Только не сейчас!
И Лукреция шлепается на задницу.
Неподалеку сидит нищий с обезьянкой в балетной пачке. Нищий смеется. Обезьянка тоже.
Возняка «Если ты любишь, тебе всегда двадцать лет»32 Волнение достигает апогея
31
В 2 года успех – это не писать в штаны.
В 3 года успех – это иметь полный рот зубов.
В 12 лет успех – это быть окруженным друзьями.
В 18 лет успех – это водить машину.
В 20 лет успех – это хорошо заниматься сексом.
В 35 лет успех – это зарабатывать много денег.
В 60 лет успех – это хорошо заниматься сексом.
В 70 лет успех – это водить машину.
В 75 лет успех – это быть окруженным друзьями.
В 80 лет успех – это иметь полный рот зубов.
В 85 лет успех – не писать в штаны.
Отрывок из скетча Дария Возняка «Если ты любишь, тебе всегда двадцать лет»
32
Волнение достигает апогея. Комик Феликс Шаттам взмок так, что ему приходится вытираться полотенцем. Руки у него дрожат.
Стоя за кулисами «Олимпии», Лукреция издалека наблюдает за ним. Прогон при закрытом занавесе, последняя репетиция.
Феликс Шаттам оттачивает с ассистентом детали выступления. Помощник подает реплики, щелкая хронометром.
– На словах «прелестная компания» должен быть смех. Дай им четыре секунды, не больше, набери воздуха и продолжай. Смех и, может быть, аплодисменты продолжаются. Итак: твой текст.
Феликс Шаттам произносит:
– «Может быть, но, учитывая создавшееся положение, это было бы слишком просто».
– Отлично! Таращишь глаза и резко вздергиваешь подбородок на тридцать пять градусов. Делаешь три шага вправо, слегка оборачиваешься – на три четверти, там желтый прожектор, который освещает тебя в профиль. Следующую реплику говоришь с кривой усмешкой. Улыбка номер тридцать два бис. Давай.
Раздается объявление по громкоговорителю:
– Зрители больше не могут ждать! Пора на сцену!
Из зала действительно доносятся крики.
– Фе-ликс! Фе-ликс!
Комик начинает отчаянно паниковать. Ассистент обнимает его за плечи.
– Хорошо, продолжаю: «И еще нужно, чтобы они были в курсе. Поскольку, если я не ошибаюсь, вы все не в курсе».
– Произноси четче, ты глотаешь слова. Повтори.
– «Чтобы они были в курсе». Так нормально?
– Сойдет. Тут снова должен быть смех. Ты пережидаешь. Если смех усиливается, подыгрываешь: «А вас, мадам, это, видимо, касается в первую очередь». Что-нибудь в этом роде, хорошо? Или сосчитай до пяти. Потом принимаешь раздосадованный вид и произносишь следующую реплику.
– «Да, но, чтобы держать их в курсе, нужно все знать самому».
– К этому времени, по идее, проходит минута двадцать секунд от начала скетча. Будь внимательней, не теряй ритма. Легкая улыбка номер шестьдесят три. Она тебе особенно хорошо удается, на щеке появляется ямочка. Ты садишься. Набери в грудь воздуха – реплика длинная. И не глотай слоги, ты плохо выговариваешь «статистика» и «непорядочность».
Лукреция думает, что репетиция напоминает ралли, где второй пилот предупреждает о виражах и препятствиях и о том, где прибавить скорости.
Она хочет подойти ближе, но чья-то рука удерживает ее.
– Не отвлекайте их!
Это Франк Тампести, пожарный-курильщик.
– Собьете настрой, и Феликс сдуется, как дырявая покрышка. Вы даже не представляете, какая напряженная работа предшествует юмористическому представлению. Все рассчитано до секунды.
Лукреция слышит, как зал кричит все громче:
– Фе-ликс! Фе-ликс!
Голос из громкоговорителя:
– Двадцать минут опоздания! Ребята, если так дальше пойдет, они тут все разнесут! Пора выходить!
Феликс Шаттам снова впадает в панику, и снова ассистент обнимает его за плечи, призывая к спокойствию. К ним подходит человек в темном костюме.
– А это кто? – шепчет Лукреция.
– Боб, его секундант.
– Секундант? Какой секундант?
Артисты так погружены в работу, что не замечают присутствия Лукреции. Неожиданно Феликс Шаттам вскрикивает:
– Черт! У меня пропал голос! Боб, опять! Я не могу говорить! Я пропал! Врача!
Громкоговоритель верещит:
– Больше ждать нельзя! Двадцать пять минут опоздания!
Публика неистовствует и топает ногами:
– Фе-ликс! Фе-ликс!
Артист взмок от отчаяния.
– Это невозможно! Катастрофа! У меня пропал голос! Я не могу выступать, верните им деньги!
– Принесите ему меда! – кричит секундант.
Пожарный Тампести убегает и возвращается с большой желтой банкой. Феликс съедает одну, две, десять ложек меда. Он пытается что-то сказать, но лишь хрипит, как осипший соловей.
Он опустошает банку, пытается прочистить горло, но это заканчивается приступом кашля.
– Надо возвращать деньги! – твердит он, побагровев от волнения.
– Ладно, пора применять сильнодействующие средства. Я вызываю врача! – говорит Боб.
Лукреция в растерянности наблюдает за ними.
– Возвращайте деньги! Все отменяем! Я не могу говорить, у меня пропал голос! – повторяет Феликс.
– Сейчас придет врач, – подбадривает его Боб.
Пожарный шепчет Лукреции:
– Не волнуйтесь. Каждый вечер одно и то же. У него от страха парализует голосовые связки.
– Они действительно все отменят и вернут деньги?
– Да нет, конечно. Это все психология. Переклинило его. Комики – самый легковозбудимый народ в мире. Нервы вечно на пределе, нескончаемые жалобы и боли во всем теле. Но хотя все это происходит только в его воображении, снять стресс без врача не получается.
– Где этот чертов врач? – рычит Боб.
Наконец появляется старичок с огромной сумкой.
– Как вчера, доктор. Как вчера.
Врач явно смущен.
Зал вопит:
– Фе-ликс! Фе-ликс!
– У нас нет выхода, доктор. Приступайте!
Врач достает шприц, наполняет его лекарством и втыкает иглу в горло Феликса, туда, где находятся голосовые связки. Вытирает ватным тампоном красную капельку.
– А-э-и-о-у. Шла Саша по шоссе и сосала сушку. Ба-бе-би-бо-бу, бык тупогуб, тупогубенький бычок, у быка бела губа была тупа.
Зал продолжает неистовствовать. Громкоговоритель оживает:
– Утихомирьте зрителей! Начинаем!
Молодая журналистка остается за кулисами и смотрит выступление.
Сцена освещена, пурпурный бархатный занавес разъезжается под аплодисменты публики. Феликс Шаттам, ставший после смерти Дария Возняка самым популярным юмористом Франции, начинает первый скетч.
– Ну, друзья, долго же вы собираетесь! Сколько вас можно ждать? – произносит он голосом президента республики.
Зал смеется.
– У меня для вас две новости, хорошая и плохая. Хорошая: выступление началось. Плохая: вам придется терпеть меня целых полтора часа. Но это все-таки не пятилетний срок.
Зал взрывается хохотом.
Секундант Боб облегченно вздыхает. Феликс вызвал две первые волны смеха, самое трудное позади. Теперь все пойдет как по нотам. Он следит за выступлением с хронометром в руках.
К Лукреции подходит пожарный.
– Я не люблю имитаторов. Как правило, в обычной жизни эти люди безлики, вот и поют с чужого голоса.
– Я знал всех комиков моего времени, они ведь выступали здесь… – Кажется, пожарный решил пуститься в воспоминания. – Дарий чем-то напоминал Колюша, а Феликс больше похож на Тьерри Лелюрона. Кстати, жен обоим нашел их агент Ледерманн.
Лукреция пытается слушать скетч, но пожарный невозмутимо продолжает:
– Быть имитатором – это болезнь. У них раздвоение личности. Но их не лечат, а наоборот… Им платят за то, что они выставляют свою патологию напоказ!
Смех в зале затихает и возникает вновь, как океанский прибой. Волны становятся все выше, и последняя накрывает весь зал. Зрители встают, начинается овация.
– Еще! Еще! Феликс! Феликс!
Комик бросает взгляд на Боба, который жестом дает понять, что время еще есть. Феликс не заставляет себя упрашивать. Он читает еще два скетча, изображая папу Римского и президента США.
Полный триумф. Кланяясь, Феликс напоминает, что будет участвовать в шоу, посвященном памяти Дария, которое состоится здесь же, в «Олимпии».
Пурпурный занавес закрывается. Артист с трудом протискивается к своей гримерке сквозь толпу поклонников, требующих автограф. Служба безопасности оттесняет их к выходу и обещает, что Феликс выйдет к ним. Когда коридор пустеет, Лукреция подходит к Бобу, стоящему перед гримеркой, и просит разрешения взять интервью для «Современного обозревателя».
– Феликс устал. Его нельзя беспокоить, поговорите завтра с его пресс-атташе.
Лукреция хватает Боба за запястье, выворачивает ему руку и врывается в гримерку.
– Что вы делаете? – удивленно восклицает Феликс, который снимает грим перед зеркалом.
– Я журналистка. Хочу задать вам несколько вопросов.
– Сейчас совсем не подходящее время.
Боб уже входит с угрожающим видом, он готов вызвать службу безопасности.
Лукреция быстро перебирает список ключей.
Деньги? Нет.
Секс? Нет.
Слава? Нет.
Умение слушать? Нет.
Только что у него был припадок паники. Этот человек живет в страхе. Страх – вот отличный ключ.
Она поворачивается к комику.
– Я пришла спасти вам жизнь. Здесь умер Дарий, и это не было несчастным случаем. Вы тоже погибнете, если не поможете мне!
Феликс испытующе смотрит на нее, затем разражается хохотом и обращается к Бобу, которому по-прежнему не до смеха:
– Отличная шутка!
Господи, кажется, я поняла! Юмор – вот правильный ключ. Значит, я ошибалась. Есть юмористы, которые любят смеяться.
– Что ж, хорошо. Я дам интервью, но при одном условии: вы рассмешите меня еще раз.
Лукреция думает, что мужчины до старости остаются детьми и, предложив поиграть, от них можно добиться чего угодно. Исидор клюнул на три камешка, Феликс – на лучшую шутку.
Но у нее всего одна попытка. Бить надо сразу в цель.
– Как слепому парашютисту узнать, что он скоро приземлится?
Комик кивает, приглашая ее продолжать.
– Поводок собаки-поводыря начинает провисать.
Феликс выглядит удивленным. Он не смеется.
– Это шутка Дария. Я ее забыл. Вы не поверите, но у меня в памяти анекдоты вообще не задерживаются, я помню только свои собственные скетчи… Ладно, задавайте ваши вопросы, пока я снимаю грим, – соглашается он, признавая ее победу.
– Какие отношения связывали вас с Дарием?
– Циклоп – мой учитель, друг, названый брат. Он научил меня всему. Предложил контракт с «Циклоп Продакшн», помог достичь славы. Я всем обязан ему.
– Вас очень огорчила его смерть?
– Вы не можете себе представить, как я переживаю. Ему было всего сорок два года. Он был еще так молод! Как это несправедливо! Такое комическое дарование! Он умер, едва начав восхождение к вершинам таланта. Я считаю, он мог бы достичь гораздо большего. Его последнее шоу потрясает мастерством и новизной. Это, наверное, и подорвало его силы. Я-то знаю, каких жертв требует юмористическое шоу.
Лукреция кивает, записывает, поправляет новую прическу – шедевр Алессандро, а затем спокойно говорит:
– Я ведь не шутила. Я действительно считаю, что Дария убили. Как вы думаете, кто мог желать ему смерти?
Комик прекращает снимать грим. Выражение его лица меняется.
– Никто! Все любили Циклопа! Абсолютно все!
– Я вижу, куда вы клоните. Если вы думаете, что я убил Дария, то вы ошибаетесь. Я сидел в зале, с друзьями, и ни на секунду не отлучался до самого конца представления. Нам, комикам, очень важно чувствовать зрителей. Итак, если допустить, что вы правы – хотя это маловероятно, – кто мог желать его гибели? Нужно подумать…
Феликс оборачивается и, подражая голосу знаменитого сыщика из телесериала, загадочно говорит:
– Ищите виновника его смерти не среди лучших, а… среди худших!
– И кто же худший?
Феликс вытирает руки.
– Тот, чья карьера погибла по вине Дария. Такой человек действительно мог затаить зло на Циклопа. И даже желать его смерти.
Феликс Шаттам снимает с лица последние следы грима, словно воин, смывающий боевую раскраску после выигранного сражения.
– Если вы любите загадки, я подарю вам одну.
– Я вся внимание.
– Человек останавливается на распутье. Одна дорога ведет к сокровищам, другая – в логово дракона, к гибели. У начала каждой дороги стоит всадник: один всегда лжет, а другой говорит правду. Им можно задать только один вопрос. Кого из всадников и о чем нужно спросить?
Лукреция задумывается, потом говорит:
– Увы, никогда не была сильна в логике. Такие загадки для меня слишком сложны. Я позвоню вам, если узнаю ответ. Дайте мне, пожалуйста, номер вашего телефона.
Она выходит из театра. На улице дождь.
Только бы волосы не начали завиваться. Я столько заплатила парикмахеру…
Она смотрит на блистающую огнями «Олимпию».
Никогда не думала, что это так трудно. То, что делал Дарий и продолжает делать Феликс, чрезвычайно сложно и изнурительно. Теперь я знаю, каково им приходится. Ни за что не согласилась бы смешить кого-то за деньги. Я бы с ума сошла от ужаса, если бы зрители не смеялись или смеялись слишком тихо.
Она закуривает и сильно затягивается, чтобы снять напряжение.
если ты любишь, тебе всегда двадцать лет!, MyLove.Ru
Одиночество мужчин словами женщиныИногда я с ужасом думаю, каково быть мужчиной.
По большому счету, о нем, о мужчине никто не думает. Каково ему жить? О тюленях и морских котиках думают больше.
Все
женщины думают только о том, любит- не любит. Делает-не делает.
Приедет-не приедет. Изменит- не изменит. Между тем, мужчина устает и
закрывает глаза. Он больше не хочет видеть ни свой
бизнес, ни свою женщину, ни свою глобальную ответственность за все. Если
у него что-то не получается, он мудак. Он живет с ощущением «я мудак», и
у него нет волшебного слова «зато». Это у нас все проще. У меня не все
ладно на работе, но зато муж хороший. У меня ни мужа, ни работы, но зато
ноги. И грудь. Ну да, я толстая, но зато Катька еще толще. У мужчин это
«зато» почему-то не работает У тебя бентли, но зато нет любимой
женщины? Ну ты и мудак. У тебя есть любимая женщина, но зато нет бентли?
ну ты и мудак!
Они вечно встроены в конкуренцию — раз, и в
иерархию — два. Я бы никогда не смогла быть мужчиной. Я слабак и тюфтя, и
часто реву под одеялом. И мне никто слова не скажет. Я сама себе слова
не скажу. А у настоящих героев жесткое табу на жаление себя.
Чем
дальше в лес, тем меньше я в этом понимаю. И когда у меня хватает
фантазии представить, что им надо иногда чтобы их просто приняли и
поняли, и молчали, и принесли чай, и все это — не сегодня и не завтра, а
долго, долго, пока все не наладится — тогда мне кажется, что я все
понимаю. Тогда исчезает пол, и остаются просто два взрослых человека,
которые могут сделать друг для друга что-то хорошее. Поддерживающее.
Дружеское. Любящее.
Я впервые в жизни об этом всерьез думаю. Мне
кажется, они становятся все более одиноки и заброшены на фоне всех этих
курсов для стерв и женской самостоятельности. И им нельзя никому об
этом говорить, об этом своем нарастающем одиночестве. И из этого
жалельного места, из этого беспокойства у меня больше никак не
получается что-то от мужчины хотеть. Хотя с точки зрения успешных женщин
я получаюсь полный мудак. Ведь у меня нет шубы, мужа и даже регулярной
смски «спокойной ночи».
Вербер Бернар — Смех Циклопа — читать онлайн
В 2 года успех – это не писать в штаны.
В 3 года успех – это иметь полный рот зубов.
В 12 лет успех – это быть окруженным друзьями.
В 18 лет успех – это водить машину.
В 20 лет успех – это хорошо заниматься сексом.
В 35 лет успех – это зарабатывать много денег.
В 60 лет успех – это хорошо заниматься сексом.
В 70 лет успех – это водить машину.
В 75 лет успех – это быть окруженным друзьями.
В 80 лет успех – это иметь полный рот зубов.
В 85 лет успех – не писать в штаны.
Отрывок из скетча Дария Возняка «Если ты любишь, тебе всегда двадцать лет»
32
Волнение достигает апогея. Комик Феликс Шаттам взмок так, что ему приходится вытираться полотенцем. Руки у него дрожат.
Стоя за кулисами «Олимпии», Лукреция издалека наблюдает за ним. Прогон при закрытом занавесе, последняя репетиция.
Феликс Шаттам оттачивает с ассистентом детали выступления. Помощник подает реплики, щелкая хронометром.
– На словах «прелестная компания» должен быть смех. Дай им четыре секунды, не больше, набери воздуха и продолжай. Смех и, может быть, аплодисменты продолжаются. Итак: твой текст.
Феликс Шаттам произносит:
– «Может быть, но, учитывая создавшееся положение, это было бы слишком просто».
– Отлично! Таращишь глаза и резко вздергиваешь подбородок на тридцать пять градусов. Делаешь три шага вправо, слегка оборачиваешься – на три четверти, там желтый прожектор, который освещает тебя в профиль. Следующую реплику говоришь с кривой усмешкой. Улыбка номер тридцать два бис. Давай.
Раздается объявление по громкоговорителю:
– Зрители больше не могут ждать! Пора на сцену!
Из зала действительно доносятся крики.
– Фе-ликс! Фе-ликс!
Комик начинает отчаянно паниковать. Ассистент обнимает его за плечи.
– Не обращай внимания. Текст.
– Хорошо, продолжаю: «И еще нужно, чтобы они были в курсе. Поскольку, если я не ошибаюсь, вы все не в курсе».
– Произноси четче, ты глотаешь слова. Повтори.
– «Чтобы они были в курсе». Так нормально?
– Сойдет. Тут снова должен быть смех. Ты пережидаешь. Если смех усиливается, подыгрываешь: «А вас, мадам, это, видимо, касается в первую очередь». Что-нибудь в этом роде, хорошо? Или сосчитай до пяти. Потом принимаешь раздосадованный вид и произносишь следующую реплику.
– «Да, но, чтобы держать их в курсе, нужно все знать самому».
– К этому времени, по идее, проходит минута двадцать секунд от начала скетча. Будь внимательней, не теряй ритма. Легкая улыбка номер шестьдесят три. Она тебе особенно хорошо удается, на щеке появляется ямочка. Ты садишься. Набери в грудь воздуха – реплика длинная. И не глотай слоги, ты плохо выговариваешь «статистика» и «непорядочность».
Лукреция думает, что репетиция напоминает ралли, где второй пилот предупреждает о виражах и препятствиях и о том, где прибавить скорости.
Она хочет подойти ближе, но чья-то рука удерживает ее.
– Не отвлекайте их!
Это Франк Тампести, пожарный-курильщик.
– Собьете настрой, и Феликс сдуется, как дырявая покрышка. Вы даже не представляете, какая напряженная работа предшествует юмористическому представлению. Все рассчитано до секунды.
Лукреция слышит, как зал кричит все громче:
16 марта ЕСЛИ ТЫ ЛЮБИШЬ, ТЕБЕ ВСЕГДА 20 ЛЕТ
Добро пожаловать! Этот журнал – дневник ежедневных наблюдений за взрослением двух молодых людей – Степана и Ивана. Их восприятие жизни, первые и последующие шаги, взаимоотношения друг с другом и окружающим миром.
Основные действующие лица: Степан – молодой человек, 2012 года рождения. Обаятельный хулиган, модник и плейбой. Иван – ещё более молодой человек 2014 года рождения. Пока о нём известно не слишком много, кроме того, что он очень любит поесть, что находит отражение в его фигуре. Даша – их мама, молодая, любящая и немного беззаботная. Дима – их папа, он же автор этого журнала. Бабушка Эля – главный помощник в семье. Бабушка Таня – главный критик в семье. Няня Оля – главный помощник с детьми. Лиля и Игорь – помощники по хозяйству. Гуннар – сосед. Норвежец. Характер нордический. Дядя Шашлык – друг семьи, хлебосольный армянин, обожает готовить шашлык. Животные – дворняги Муся (она же лже-пантера), Дуся (она же лже-овчарка), Плюша (она же Парижская Лиса), Батон (он же Старожил). Кот Рыжик (сам по себе и никому не подчиняется).
В эпизодах многочисленные родственники: дядя Саша – брат папы, тётя Миша – его жена; тётя Настя – сестра мамы; бабушка Женя – мама дяди Саши; дедушки – Володя и Витя; дядя Коля и дядя Миша и многие, многие другие.
Помимо забавных рассказиков про Степана и Ивана в нашем жж можно найти полезные советы интересные ссылки, красивые фотографии и рассказы про путешествия. Журнал обновляется ежедневно, так что присоединяйтесь к кругу наших постоянных читателей! Ура!
В 2 года успех — это не писать в штаны.
В 3 года успех — это иметь полный рот зубов.
В 12 лет успех — это быть окруженным друзьями.
В 18 лет успех — это водить машину.
В 20 лет успех — это хорошо заниматься сексом.
В 35 лет успех — это зарабатывать много денег.
В 60 лет успех — это хорошо заниматься сексом.
В 70 лет успех — это быть окруженным друзьями.
В 80 лет успех — это иметь полный рот зубов.
В 85 лет успех — не писать в штаны.
Отрывок из скетча Дария Возняка «Если ты любишь, тебе всегда двадцать лет».
Stepan-IvanЗагрузка архива записей…
Михаил Лабковский: ошибки в воспитании дочери
- Новости
- Мода
- Отношения
- Гороскоп
- Красота
- Здоровье
- Звезды
- Стиль жизни
- Психология
- Конкурсы
- COSMO-ПУТЕШЕСТВИЕ
- Видео
- Блог редакции
- Спецпроекты
- Контакты
- Гороскоп совместимости
- Камасутра
- Счётчик калорий
- Калькулятор веса
- Полный шкаф
Мои 25 уроков жизни к 25 годам
Однажды мне на глаза попалась научная статья, смысл которой заключался вот в чём: в 25 лет развитие организма останавливается и запускается обратный отсчёт. Не говоря уже о том, что с нынешнего момента, хочешь ты того или нет, придётся с головой окунуться во взрослую жизнь. Из юности мне не хотелось уходить с пустыми руками – если ты уходишь откуда-то с пустыми руками и головой, значит, время было потрачено впустую. К 25-ти я собрала двадцать пять уроков жизни, которые, уверена, пригодятся и другим, вступающим во взрослую жизнь.
1. Если ты талантлив и хорошо образован, это ещё не значит, что ты кому-нибудь пригодишься. Если на что-то полагаться, то это – удачливость и уверенность в себе. Однажды тебе придётся выбрать: деньги или творчество. Часто для того, чтобы заниматься тем, чем ты действительно хочешь заниматься, нужно очень много денег. Начните с малого.
2. Ум и хорошее образование – это разные вещи. И хотя образованному человеку легче замаскировать глупость, я бы предпочла ум. Если ты знаешь много «умных» слов, вроде рефлексии или консистенции, ты сможешь поддержать разговор на первом этапе, но иногда случается так, что поговорить абсолютно не с кем.
3. Не стоит следовать чужим советам, прежде чем разберёшься сам. Даже если совет даёт тот, кто гораздо опытней. За опытом не видно деталей. Слушай своё сердце и свою интуицию: даже если ты совершишь ошибку, это будет только твоя ошибка.
4. Люди не всегда кричат на тебя, потому что хотят обидеть. Иногда это проявление любви. К тому же часто они выкрикивают довольно умные вещи.
5. Однажды брат сказал мне: такими, как мы есть, мы нужны только родителям. Но это только одна часть правды. Вторая: даже родителей ты иногда раздражаешь. Почему? Всё очень просто – в тебе они видят собственные недостатки и боятся, что ты повторишь их ошибки. Если честно, они всегда волнуются за тебя. Даже если тебе уже двадцать пять.
6. Не стоит возлагать большие надежды на людей. Как правило, они их не оправдывают. Но это не значит, что они плохие – каждый поступает в меру своих душевных возможностей. Будь терпимее к другим, но постарайся освободить свою жизнь от тех, кто слишком часто делает тебе больно.
7. Даже если тебе серьёзное количество лет, и ты многого добился, всегда найдутся люди, которые захотят смешать тебя с грязью, поставить «на твоё место», но это не значит, что оно действительно твоё. Скорее всего, ты просто не нравишься. Не нравиться кому-то – это нормально.
8. Нет смысла обижаться. Обиды меняют только отношения между людьми, и всегда не в лучшую сторону. Я боюсь обидчивых людей, с ними нельзя дружить.
9. У тебя есть два варианта: делать хорошо себе или делать хорошо другим. Два в одном невозможно, но ты можешь чередовать.
10. Если что-то мешает дружбе: политика, расстояния, характер, жизненные обстоятельства – это не дружба.
11. Истинное отношение проявляется в поступках. Кричать можно вообще всё, что угодно.
12. Если человеку плохо, лучшее, что ты можешь сделать – это обнять его. Скорее всего, он не нуждается в советах.
13. Спасая чужую жизнь, всегда рискуешь разрушить свою. Дальше – исключительно вопрос выбора.
14. Разделить с человеком его беду и почувствовать её как свою — это не подвиг, это просто очень больно, но иногда у тебя просто нет выбора. Мы любим вне зависимости от обстоятельств.
15. Держать всех на расстоянии вытянутой руки не гарантия того, что тебе не разобьют сердце, но всё-таки стоит попытаться уберечь своё личное пространство. Рано или поздно другим потребуются твоё время и твои силы. Постарайся распределять свою энергию с умом.
16. Нужно быть в ответе за своих животных. Они простодушны. Твои животные — единственные существа, которые доверяют тебе и любят тебя любым. Их нельзя просто так выбросить или отдать кому-то другому. Для человека смерть от предательства – это метафора, а для животного – реальность.
17. Мне кажется, если ты можешь положиться на человека, с ним можно прожить всю жизнь. Положиться в широком смысле – от знания, что когда ты выйдешь из комнаты, никто не прочтёт твоих писем, до уверенности, что если тебе понадобится помощь, ты не останешься один на один со своими проблемами.
18. Если долго жить с человеком, к которому ты ничего не чувствуешь, но который испытывает чувства к тебе, рано или поздно вы оба превратитесь в психопатов. Нужно всегда держать в памяти тот факт, что тот, кого вы разлюбили, не стал по этой причине дураком.
19. Если женатый мужчина говорит «я люблю тебя», он либо циник, либо путает понятия. В любом случае – и то и другое не имеет ничего общего с любовью. Не стоит всерьёз относиться к женатым мужчинам и превращать интрижку в отношения. Хотя, иногда это очень трудно. Людям свойственно привязываться друг к другу, даже при условии, что рано или поздно они расстанутся.
20. Есть только одно ощущение, неприятнее чувства «меня никто не любит», и это: «никого не люблю я». По крайней мере, когда ты безответно влюбляешься, у тебя есть твёрдая уверенность в том, что ты в состоянии испытывать чувства, в противном случае возникают резонные сомнения.
21. Если я хочу признаться в любви, я дарю человеку свою любимую книгу. Вообще, любимым дарить нужно то, что можно сохранить на всю жизнь. Сейчас может это может показаться сентиментальной прихотью, но через много лет ты скажешь себе спасибо.
22. Когда ты, не раздумывая, можешь отдать свою жизнь за другого, это не любовь, а психическое отклонение. Если только это не твой ребёнок.
23. Любовь, которая побеждает болезнь – миф. Болезнь побеждают врачи. Иногда они бессильны.
24. Счастливей всего чувствуешь себя в отношениях, о которых знаешь наверняка: они закончатся. А что если представить, что все отношения конечны? Мне кажется, тогда мы смогли бы нежнее относиться к своим близким.
25. Прежде чем навешивать ярлыки, вспомни, что у каждого человека за спиной есть своя трагедия, о которой ты ничего не знаешь. У меня она тоже есть.
Источник фото: Getty Images